“Чеченское племя” - так назывался труд, изданный в 1872 году. Издал его первый чеченский этнограф и историк Умалат Лаудаев. Он внёс немалый вклад в дело изучения края и создания основы зарождения русскоязычной национальной культуры. С его именем связано развитие просветительной мысли в дореволюционной Чечено-Ингушетии.
Будущий этнограф родился около 1830 года в селении Ногай-Мирза-Юрт (современное село Братское Надтеречного района) в семье довольно зажиточных и влиятельных, но передовых для своего времени людей, которые давно и прочно приняли перспективу социально-экономического и политического развития Чечни в составе единого Российского государства. Ориентация на Россию, правильное понимание ее роли в истории развития северокавказских народов, наличие тесных связей с российской администрацией на Тереке, определенные заслуги перед Российским Отечеством предков Лаудаева и его отца сыграли решающую роль в судьбе чеченского подростка: после получения необходимых знаний и навыков в русском языке (в станичной школе для детей терских казаков) в июне 1838 года Умалат был зачислен на учебу во 2-ой Кадетский корпус в Петербурге, куда и отправился через всю Россию.
Несмотря на атмосферу политической реакции в стране, годы пребывания в политическом и культурном центре перспективно развивающегося государства способствовали расширению жизненного кругозора юного чеченца, пробуждали в нем интерес к истории и этнографии своего народа. Возможно, решающую роль в формировании просветительских взглядов и устремлений Лаудаева сыграло его знакомство с кавказскими произведениями русской классической литературы того времени, а также и жадное чтение первых, сравнительно объективных и обстоятельных трудов по этнографии и истории горских народов, выходивших из-под пера российских авторов.
Получив военное образование и первый офицерский чин, Умалат Лаудаев в самом начале своей службы принял участие в походе царских войск для подавления Венгерской революции 1848-1849 гг. Корнет-чеченец ничем особым для себя в нем не проявил, но увидел и узнал очень многое. Затем до 1853 года служил в гарнизонах русской глубинки.
Последовавшее вслед за тем возвращение на родину (сам Умалат в качестве причины выдвигал состояние здоровья матери), по всей видимости, не сразу освободило Лаудаева от иллюзий относительно царской военно-политической линии на Северном Кавказе. Об этом свидетельствует его энергичная служба в крепости Воздвиженской, участие в местных событиях подавления восставшего края. Но впоследствии, вслед за окончанием так называемой “Кавказской войны”, пытливый ротмистр имел возможность существенно пересмотреть свою оценку происходящего в родной Чечне.
Шестидесятые годы XIX века характеризуются в жизни вайнахов формированием общественно-демократической и просветительской мысли, развивавшейся под благотворным российским влиянием. Во взглядах и мировоззрении У. Лаудаева также начинает формироваться новое прогрессивное направление по поводу оценки настоящего и будущего своего народа, несовместимое с практикой постоянных жестоких репрессий, которые обрушивали царские власти на “покоренную Чечню”. Нельзя исключить, что именно эти взгляды обеспокоили его начальство и обусловили внезапную отставку и своего рода опалу перспективному офицеру из чеченцев.
Ярким свидетельством этих перемен стало издание крупной работы Лаудаева “Чеченское племя”, в первых же строках, которой ее автор с понятной гордостью написал: “Из чеченцев я первый пишу на русском языке о моей родине, еще так мало известной…”
В ней впервые сделана удачная в целом попытка дать общее представление о прошлом края. Хотя нельзя забывать, что некоторые положения работы продиктованы уровнем представлений своей эпохи, ограниченностью мировоззрения, но содержание всей статьи в целом создает у читателя довольно полное представление об одном из крупнейших кавказских народов, его исторической судьбе.
Едва ли не важнейшим мотивом труда Умалата Лаудаева является тема давних и преимущественно дружеских связей между чеченцами и русскими. Показывая всю уловимую для него сложность их становления, автор на протяжении всей статьи стремиться показать российскому читателю, что отнюдь не военные действия второй трети XIX века определяли суть взаимоотношений между народами края, а давние и прочные исторические тенденции, обусловившие мирное и взаимовыгодное общение, политическое объединение и последующее поступательное социально-экономическое развитие народов внутри России. В этом – одна из важных прогрессивных черт работы Умалата Лаудаева.
Этнограф, вступая в известной мере в конфликт с расхожими, в том числе и официальными, мнениями своего времени, отнюдь не был защитником “родного строя”, то есть извечной неразвитости общественной жизни Чечни. Несмотря на непоследовательность и издержки некоторых своих толкований, Лаудаев первым из местной среды затронул вопросы социальной структуры и общественного неравноправия у своего народа. Он показал наличие в нем “рабов” (“холопов” по российской терминологии), частной собственности на землю, зависимости чеченцев от своих богатых сородичей, “тейповую неравноправность” в Чечне. Тем самым, этнограф фактически оспаривал официальную идею о полном равенстве и социальном единстве чеченского народа, которая была выгодна в то время для земельных махинаций царского чиновничества на Кавказе.
Смелы и откровенны рассуждения Лаудаева о социальной сущности мусульманства, о путях и времени проникновения к чеченцам христианства и ислама. Ценность соответствующих страниц его труда определяется прежде всего тем, что они основываются (как правило) на устной народной информации, на представлениях, бытовавших в близком семейно-родственном окружении исследователя (а происходил он из ичкеринского тейпа “Чермой”).
Обращение Лаудаева к вопросам религии не случайно: именно в этот период северокавказские общественные деятели и просветители рассматривали религию как “тормоз”, стоящий на пути развития и образования своих народов. Знаменательно, что чеченский этнограф не только впервые подверг чувствительному удару чеченцев, но и связывал их формирование в единый народ и расселение своих земляков и сородичей с конкретной территорией нашего края и с реальными историческими событиями.
Поднимая голос протеста против темноты и невежества народных масс, Умалат Лаудаев с гражданским мужеством ратовал за то, чтобы чеченцы отказались от объяснений с позиций “религиозных сказаний” “различных случайностей жизни, непостижимых уму без помощи науки”. Он показал, что в основе религиозности и суеверий народных масс лежит темнота, забитость, страх перед неведомым. Отсюда и вытекала необходимость нести просвещение и истинные знания в народ. Умалат не скрывал своего отрицательного, даже едкого отношения к догматичности, фанатизму, воинственной нетерпимости мюридического направления местного “исламизма”, о чем свидетельствуют также устные народные предания о Лаудаеве, до сих пор сохранившиеся в памяти надтеречных чеченцев.
Все это позволяет ставить вопрос если не об атеизме чеченского этнографа, то, по крайней мере, о зримом развитии его взглядов в сторону научного мировоззрения.
Публикация статьи сыграла определенную роль в судьбе Лаудаева, привлекла к нему внимание общественности России. К ней обращались Лев Толстой, кавказский краевед Н. Семенов и многие другие современники. Власти сняли опалу с автора. Однако к военной службе в пределах своего края этнограф больше не возвращался, ведя жизнь “статского” человека.
Зато в 1877-1878 годах в составе Чеченского
конно-иррегулярного полка он учавствовал в важнейших военных операциях против
султанской Турции на Закавказском фронте, где проявил незаурядную храбрость и
был удостоен высоких наград России.